Это действительно абсолютно другая реальность.

В женском отряде колонии-поселения №5 в Десногорске Смоленской области отбывают наказание 14 женщин. Живут здесь достаточно свободно: от осужденных не требуется ходить строем, их выпускают в город, предоставляют свидания без ограничений, да и сами бытовые условия все больше напоминают общежитие с удобствами, а не пенитенциарное учреждение - дамы могут пользоваться душем, стиральной машиной и комнатой для отдыха. Но, безусловно, от здешних обитательниц требуют неукоснительного соблюдения установленного распорядка. Нарушителя, как и в любом другом исправительном учреждении, ждет ШИЗО.
Женщины остаются женщинами даже за решеткой - также прихорашиваются, мечтают о любви и строят планы на будущее.

Цветы калины

В последние годы, по словам сотрудником колонии, среди «спецконтингента» все больше молодежи – 20-30 летних девушек. Еще одна тенденция – рост числа осужденных за невыплату алиментов в пользу детей.

«Эта категория не задерживается – сроки их нахождения в неволе 2-4 месяца, но многие, освободившись, через какое-то время вновь попадают к нам. После тюрьмы женщины возвращаются к привычному для них образу жизни и окружению, и их долг по алиментам только растет», - рассказывает начальник отряда колонии-поселения Светлана Бычкова.

Именно начальник отряда - первый человек, который встречает здесь вновь прибывших. Светлана занимает свою должность 10 лет, и, несмотря на то, что имеет солидный стаж работы в уголовно-исполнительной системе, именно это направление считает близким и «своим».

Светлана Бычкова говорит, что ей жаль каждую из подопечных.
Она придумывает для осужденных женщин конкурсы, проводит культурные мероприятия, в которых ее подопечные с удовольствием принимают участие. С одной стороны - развлечение, с другой - еще одна форма перевоспитания. По инициативе Светланы пять лет назад в колонии начали проводить «Цветы Калины» - творческий конкурс красоты для осужденных женщин, где они не только демонстрируют умение подать себя, но и свои таланты, и даже эрудицию. И перед стартом конкурса колония «гудит»: в коридорах и комнатах только и разговоров, что о предстоящем соревновании.

«Не все новички идут на контакт сразу, – рассказывает Светлана, - девушки разные по характеру, образу жизни, образованию, но потом потихоньку раскрываются, рассказывают о себе и начинают делиться новостями из личной жизни – кому они позвонили (у нас есть стационарный телефон для связи), кого ждут на свидание. Родители осужденных и их мужья – частые гости учреждения, в большинстве случаев мужчины своих вторых половинок не бросают».

Если женщина ждет ребенка (что здесь далеко не редкость), она находится под постоянным контролем медработника. После родов малышей, как правило, забирают родные, если такой возможности нет, тогда оставляют с мамой, выделяя им отдельную камеру. И новорожденный становится объектом особой заботы, которую проявляют как осужденные, так и сотрудники, принося из дома игрушки и пеленки-распашонки.

При колонии есть школа, если есть заказы – работает швейная мастерская.

Но женщины, независимо от статуса, остаются женщинами. И, по словам Светланы Бычковой, здешние обитательницы большинство времени уделяют внимание себе и своему внешнему виду – пытаясь похудеть, крутят обручи, занимаются гимнастикой, наводят красоту. И нередко, покидая колонию, осужденная настолько преображается, что уже в ней трудно узнать ту, прежнюю женщину.

«Мне всех их жалко, и я твердо убеждена - «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», - говорит Светлана. – Одна ребенка в ведре утопила, другая скинула маленькую дочь с седьмого этажа, по-человечески можно по-разному относиться к их поступкам, но для меня все подопечные равны, каждая – человек, пусть и оступившийся. Хотя психологически совсем непросто слушать такие истории. Как, впрочем, и ежедневно погружаться в эту многослойную атмосферу, в которой есть место и слезам радости, и раскаянию, и злобе на окружающий мир».

Женщины остаются собой даже в неволе. Обувные полки в колонии-поселении.

История первая. Анна и ошибки ее молодости

Девушке напротив – 27, я бы не дала больше 21-го. Веселый нрав, подростковый стиль в одежде, легкость в общении, озорные глаза. Когда узнаю, за что она осуждена, на секунду думаю, что я ослышалась, или она цинично шутит: 228-я статья УК? Наркотики?

Аня появилась в «пятерке» полтора года назад – ее перевели за хорошее поведение из колонии общего режима в Орле, где она пробыла больше двух лет.

Все, что произошло с ней «до», называет ошибкой молодости. И, скорее всего, воспринимает случившееся, как затянувшееся приключение. Девушка родилась и выросла в Брянске, а учиться приехала в Москву - успела получить педагогическое образование и стать дипломированным преподавателем иностранного. А потом - люди в форме, задержание, предъявление обвинения в «незаконном приобретении и хранении», суд, наручники, колония.

«Потусить захотелось, - объясняет Анна, признаваясь, что периодически сама употребляла, - в институте это было достаточно распространено. Мама переживает, винит себя, что меня упустила. А я? Я разубеждаю ее, поскольку точно знаю, что во всем виновата сама – все это я сама сотворила своими руками».

Сегодня мама активно поддерживает дочь, приезжает, навещает. Кроме нее в колонию наведывается и любимый человек Анны, который не бросил девушку и уверяет, что ждет. Периодически шлют приветы бабушка с дедушкой, которые живут в Одессе. Единственный из родни, кто отвернулся от нее – дядя, он перестал общаться с племянницей.

Аня считает, что, несмотря ни на что, ее жизнь только начинается.
«Сначала было очень тяжело, в первый год моего срока я думала, что жизнь кончилась, помогла вера в Бога. Считаю, что сейчас, как в знаменитом фильме, все для меня только начинается», - говорит девушка.

Помимо чтения классической литературы Анна пристрастилась в колонии к рисованию – причем до этого таких талантов в себе не замечала.

Как и все ее подруги, Анна ждет то время, когда можно будет подать ходатайство об УДО.

«У вас там кризис, курс доллара растет, а мы живем в другой реальности – встречами с близкими, конкурсами… Планы после освобождения? Конечно, есть. Прежде всего, найти работу, может, меня возьмут переводчиком, хотя с судимостью устроиться будет сложно. Я больше не хотела бы попадать в тюрьму, мне надо возвращаться к нормальной жизни, заводить семью, надеюсь, что у меня все будет хорошо», - заключает девушка.

В колонии Аня открыла в себе талант к рисованию.

История вторая. Женя, ее стихи и надежды

Женя нашла новую любовь, уже будучи осужденной.

«Большие, добрые, красивые глаза,

Заботливые ласковые руки.

Все это мамочка любимая моя,

Которой не хватает так в разлуке.

Я часто вспоминаю на мгновенье

Одна слезинка, еле слышный стон -

Вот все, что выдает души смятенье

Прости меня, пожалуйста, прошу,

Вина моя перед тобой бескрайна.

Одним желаньем я теперь дышу

Твое уменьшить тяжкое страданье».

Эти стихи 30-летняя осужденная колонии-поселения №5 Евгения написала, уже будучи за решеткой. Ее полушутя здесь называют местной звездой. Женя – дважды победительница всероссийского конкурса стихов среди осужденных «Я верну потерянное имя». Сейчас она почти не пишет. По словам Жени, ее толкают на творчество негативные и грустные мысли, а то состояние эйфории, в котором она находится, отнюдь не способствует стихосложению. Дело в том, что Женя беременна, через несколько месяцев она и ее жених ждут появления на свет мальчика. И она от всей души надеется, что произойдет это уже на воле.

Ее история вполне смахивает на сюжет современной мелодрамы. Хорошая девочка из благополучной семьи с широко распахнутыми на мир глазами – единственный ребенок в семье, в какой-то момент связывается с плохим парнем, выходит за него замуж, и вся примерная жизнь вчерашней отличницы летит под откос.

Женя откровенно рассказывает о том, что муж употреблял наркотики, и также зарабатывал на этом деньги. «Я? Я боролась, пыталась его вытянуть и сама подсела. Я даже не могу понять, когда, в какой момент все пошло не так. Я думала тогда, что взять могут кого угодно, но только не меня. Я считаю, что сама во всем виновата», - рассказывает женщина.

Женя с мужем в итоге развелись. Забрали его, следом ее. Та же 228-я статья УК, и приговор суда - шесть лет колонии.

Пять месяцев назад Женю отпустили в отпуск домой (есть такая практика в колонии). Она встретилась с бывшим молодым человеком, с которым была знакома еще до свадьбы. Чувства вспыхнули вновь.

«Его ничуть не смущает мой статус. Мы решили быть вместе. Любимый сделал мне предложение, и я ответила согласием. Мы обязательно поженимся. Главное для меня сейчас - родить здорового ребенка, – продолжает строить планы Женя, - и дать ему максимум любви. И, конечно, самой стать на ноги».

История третья. Ирина, ее большая любовь и убийственная ревность

На Ирину я обратила внимание еще до личной встречи – когда начальник отряда Светлана показывала на своем рабочем компьютере фотографии с прошлогоднего творческого конкурса среди осужденных колонии «Цветы калины».

«А вот и наша победительница», - указала она на яркую женщину, не предупредив меня, за что та осуждена.

«105 статья УК. Убийство. Убила любовницу мужа. Осуждена на 12 лет и 10 месяцев», - спокойно говорит Ирина.

А сколько вам тогда было? – уточню я.
- 23 года. А сейчас мне 34.

Ирина попала в колонию, когда ей было всего 23.

По словам Ирины, она вышла замуж по большой любви, правда, какое-то время спустя стала подозревать мужа в измене. Женское чутье не обмануло: как-то, вернувшись домой раньше обычного, она застала супруга с любовницей.

«Инициатором скандала была она, перепалка переросла в драку, и я ударила ее несколько раз ножом, один из ударов попал в сердце, - рассказывает Ирина. - Потом сама пошла в милицию и написала явку с повинной. Да, мне было жалко, и не только саму девушку, но и ее родителей».

Ирина утверждает, что она писала извинительные письма матери погибшей, просила прощения. Моральный ущерб от потери дочери родные оценили в 100 тысяч, и эту сумму женщина также выплатила.

«Я много думала о произошедшем, о том, что все можно было повернуть иначе. Да, мы сами делаем свою судьбу, но порой обстоятельства выше нас», - рассуждает женщина.

В неволе Ирина с удовольствием включилась в самодеятельность, и, как в детстве, стала получать удовольствие от выступлений, игры на сцене. Во Владимирской колонии, где она провела девять лет, она участвовала в спектаклях для воспитанников из детского дома, а в Десногорске она стала лучшей в творческом конкурсе и получила корону победительницы.

Ира верит, что еще встретит любовь.
Кстати, с мужем она развелась. А несколько месяцев назад, выйдя за пределы колонии, познакомилась с другим мужчиной. Некоторое время спустя Ирина поняла, что беременна, любимый сначала обрадовался, начал строить планы на будущее, а потом исчез.

«Я думаю, у меня все сложится и я еще встречу своего мужчину. Скрывать от него свое прошлое не буду, не вижу смысла. Нужно выбирать такого человека, чтобы воспринимал меня такую, какая я есть», - заключает Ирина.

Справка

Согласно официальным данным, в России - 35 женских колоний, где содержатся около 60 тысяч человек. Колоний строгого режима для представительниц прекрасного пола не бывает - убийц и других осужденных по тяжким статьям приговаривают к общему режиму, откуда их за хорошее поведение могут перевести в колонию-поселение, где отбывают наказание, как правило, за кражи, невыплату алиментов, причинение легкого вреда здоровью.

Закон суров и не щадит никого: наказание несет любой преступник, будь то женщина или мужчина. Хотя, конечно, стоит отметить, что для слабого пола в Уголовном кодексе предусмотрены определенные послабления. Так, женщин не расстреливают, не приговаривают их к пожизненному заключению и очень редко присуждают им более двадцати лет лишения свободы (максимальный срок, который предусмотрен в Беларуси — 25 лет).

Преступления женщины совершают разные, но лично мне попадались в основном убийцы или торговки наркотиками. Более того, судя по рассказам зеков, приезжавших с этапов, им тоже в основном встречались среди заключенных эти две категории представительниц слабого пола.

Каждому свое

Вообще, как я понял, чтобы женщине в Беларуси попасть в зону, она должна совершить тяжелое преступление, в остальных же случаях судьи стараются ограничиться "химией" (исправительным учреждением открытого типа) либо колонией-поселением (нечто среднее между зоной и "химией"). Поэтому в лагерях, в основном, сидят убийцы, наркоторговки, разбойницы и рецидивистки.

Причем среди убийц большинство — это те, кто лишил жизни любовников или мужей из ревности, измены или из-за побоев.

Помню, мне рассказывали про женщину, которая, чтобы отомстить бывшему возлюбленному, спалила его дом, пока тот был в командировке. А вместе с домом — и всех его родственников: мать, брата, жену брата вместе с новорожденным ребенком. Она просто приехала к дому с канистрой керосина, подперла дверь, облила горючим стены и подожгла. Говорили, что этой женщине дали один из максимальных сроков в Беларуси — более двадцати лет, но, даже услышав приговор, она кричала бывшему любовнику, что выйдет и отомстит ему. Срок ее не смутил, но вот услышав сумму иска, женщина упала в обморок.

Хватало среди зечек и женщин, отрезавших своим благоверным мужские достоинства за то, что те использовали их на стороне.

И очень много было тех, кто убил своих мужей и сожителей из-за постоянных побоев. Причем истории этих преступлений будто написаны по одним лекалам: муж или любовник бил-бил, бил-бил, бил-бил… Женщина терпела-терпела, иногда пробовала обращаться в милицию, но в этой сфере наше законодательство очень плохо разработано, и хорошо, если мужчину сажали на "сутки", после которых он зачастую начинал бить супругу еще сильнее. А женщины у нас народ стойкий и обычно терпят до последнего, но потом, бывает, не выдерживают и убивают своих истязателей.

Вообще, я считаю, что государство должно ужесточить меры наказания за "бытовое" насилие и серьезнее контролировать ситуацию, поскольку отношения в семьях, где мужчина бьет женщину, со временем перерастают в своеобразную гонку: кто быстрее убьет своего партнера! По этапам ездило не только очень много женщин, убивших своих мужей за рукоприкладство, но и мужчин, до смерти забивших своих жен.

Но есть категория убийств, распространенных среди женщин, которых я практически не встречал в мужских зонах. Это убийства своих малолетних детей. Конечно, мужики тоже лишали жизни своих отпрысков, но они убивали в основном уже взрослых детей во время совместных попоек или когда те забирали пенсию у стариков.

У женщин же наоборот: они преимущественно лишали жизни новорожденных и маленьких детей, которых либо выкидывали, либо душили. Чаще всего это делали молодые матери-одиночки, случайно забеременевшие, упустившие время для аборта и абсолютно не знающие, что предпринять дальше. В женских зонах их презирали и "опускали", делая "ковырялками" (сродни "опущенным" в мужских лагерях — самой низшей касте, из названия понятен род их основных занятий).

Как мне рассказывали зеки, торговля наркотиками у цыган была поставлена своеобразно: зелье в семьях обычно продавали женщины и дети. И даже если продажей занимались мужчины, вину на себя старались взять жены, многие из которых отправлялись в тюрьму, как на работу.

"Ковырялки" и не только

В женских зонах, как и в мужских, есть строгое разделение на касты. Как мне рассказывали зеки, это "воровайки" или "блатнячки", "коблы", "помойницы" и "ковырялки".

По рассказам тех же зеков, в женских камерах СИЗО и зонах гораздо больше жестокости и беспредела, чем у мужчин. Возможно, это связано с большей эмоциональностью женщин, которая таким истеричным образом вырывается наружу, но и унижения, и сексуальные домогательства, например, к "ковырялкам" у дам гораздо более жестокие и изощренные.

Сами зечки в разговорах не скрывают, что у них распространены лесбийские отношения. Иногда "коблы" (активные лесбиянки, практически мужики в юбках) заводят себе целые гаремы из "ковырялок", которых потом ревнуют и из-за которых выясняют отношения. Женщинам нужны любовь, чувства и эмоции, нехватку которых таким извращенным образом они пытаются компенсировать.

Насколько я знаю, переход из низших каст в высшие у женщин так же невозможен, как и у мужчин.

Любовь и дети

Женщинам в тюрьмах очень не хватает мужского тепла, поэтому, например, когда зечке приходит посылка, охранники режут колбасы, огурцы, морковь небольшими кусками. Женщины же составляют их обратно, складывая в пакеты.

Бывало, летом в СИЗО мужики, приезжая из ИВС, куда их возили на допрос к следователю, рассказывали, как милиционеры, чтобы не было так душно в камерах, открывали "кормушки" (небольшие окошки в дверях, куда подают пищу). И, если напротив сидели женщины, то они с радостью демонстрировали то, за что в стриптиз-клубах отдают большие деньги. Взамен они хотели увидеть лишь одно, что зеки охотно им показывали.

На Володарке огромное количество женских "маляв" (записок), которыми обменивались зеки по "дороге" (межкамерная связь) были любовными. Мужчины находили себе "подруг" в женских камерах и между ними завязывались бурные романы по переписке.

Одна зечка могла флиртовать с огромным количеством мужиков. В письмах все они были молодыми и прекрасными гуриями, но чаще всего подобными переписками занимались прошедшие не один срок, старые, прожженные и повидавшие жизнь тетки. Хотя и мужики, в основном, были им под стать.

Кроме планов на светлое будущее, дамы слали в письмах свои эротические фантазии, которые зеки берегли и читали за шторкой в специально отведенном для этого месте.

Многие женщины в зоне всеми силами старались забеременеть, поскольку дети — это наиболее надежный способ попасть под амнистию и уйти на условно-досрочное освобождение. Про соблазнения охранников сказано и написано много. Но вот о том, как зеки, начитавшись женских откровений, запаивали в пакетики и отправляли своим "возлюбленным" то, что получалось после чтения, а те использовали эти пакеты в попытках "залететь", знают немногие.

Судьба у детей, которых родили лишь для того, чтобы поскорее освободиться, в большинстве случаев незавидна. Конечно, были женщины, у которых материнский инстинкт побеждал. Но хватало и тех, которые, освободившись, оставляли детей на вокзалах, около приютов или просто бросали, где придется, ведь многие до посадки были алкоголичками, а от этой слабости тюрьма редко избавляет.

Мужские и женские зоны по режиму содержания практически похожи: говорят, у женщин, так же, как и у мужиков, даже нет горячей воды в кранах. И, естественно, такая "школа жизни" оставляет в душе глубокие шрамы. Но, глядя на зечек, досиживающих срок после колонии на женской "химии" (она была относительно недалеко), я видел, что все они хотят быть привлекательными и стараются снова стать женщинами. И несмотря на все старания пенитенциарной системы и на то, что теряли они в зонах гораздо больше, чем мужчины, у некоторых это получалось. Хотя стеснялись всего уже гораздо меньше.

Правила, быт и иерархия в женской тюрьме
​

Это была камера №202. Я стояла около дверей и ждала, когда ко мне подойдут. Подошла молодая девушка, ее звали Света. Она поздоровалась и стала мною руководить. Она сказала, что я могу положить свои вещи (матрац, две простыни и наволочка, одеяло, кружка, ложка) на свободную кровать, а потом повела меня представлять старшей по камере. Старшую звали Мадлена Павловна. Полная женщина, невысокого роста. Она довольно строго провела опрос по существу: ФИО, статья, где живу, сколько сижу. Потом Света повела меня на экскурсию по камере, одновременно объясняя свод правил, которые мне надо было усвоить.

В женской тюрьме понятий как таковых нет. Да и трудно себе представить, как матери, жены, чьи-то дочери, одним словом, женщины, будут жить по «неписаным законам». Конечно, как и в любом общежитии, есть негласные правила, которые свято соблюдаются. Здесь так и было. В камере была «старшая», которую назначает сама камера, - естественно, если на этого кандидата давала согласие администрация. Главное, чтобы у старшей и у администрации не было никаких противоречий, - дабы не допустить волнений. В обязанности старшей входит: поддержание порядка в камере, недопущение каких-либо драк и конфликтов, естественно, она отвечает за любое происшествие, а также за наличие запрещенных предметов в камере. Причем если запрещенные предметы кто-то пытается пронести, то в обязанности старшей входит либо немедленная выдача этого предмета администрации в добровольном порядке, либо - в случае отказа владельца - старшая должна была сообщить об этом администрации. Конечно, как и везде, существуют свои маленькие исключения и тайны.
ПРАВИЛА ЖЕНСКОГО ОБЩЕЖИТИЯ

Камера была большая, на 42 человека. Кровати были почти все заняты. Кровати двухъярусные, в два ряда. Только четыре места не имели второго этажа, они располагались в противоположном от двери конце камеры. Это место называлось «поляна». Здесь спала старшая, ее помощницы, просто приближенные или те, кто довольно долго находится в заключении. Кто будет спать на «поляне», всегда определяет старшая. Кухня и туалет отделены от основного помещения. На кухне четыре стола, два больших и два маленьких. За большими столами ели все, за маленькими - те, кого туда приглашали. За одним из маленьких столов ела сама старшая и ее окружение. Садиться за чужой стол запрещено - если, конечно, тебя не пригласят. На кухне были все минимальные удобства: телевизор, холодильник. Света мне сказала, что до двух месяцев я не могу пользоваться пультом и включать те передачи, которые мне хочется посмотреть, если они не совпадают с выбором тех, кто сидит более двух месяцев. По пользованию туалетом тоже были правила. В этой комнате находился душ, две раковины и три унитаза. Душем можно было пользоваться с восьми утра и до восьми вечера в любое время. Утром до восьми часов в душ ходили только те, кто сидел долго, также и вечером, уже после восьми. Стирать можно только в свой постирочный день, который тебе назначали. Конечно, нижнее белье, носки можно было стирать каждый день, но не злоупотреблять. Были даже правила по пользованию унитазами. Здесь тоже была своя иерархия. Новенькие - на первый, после двух месяцев и до года - на второй, и те, кто свыше года, - на третий.
В камере проводилась уборка два раза вдень, утром и вечером. По выходным дням - генеральная уборка кухни, самой камеры и туалета. Дежурить должны были все по графику - кроме тех, кто сидит больше года. Отказ от дежурства не допускался, да и при мне никто не отказывался. За плохое дежурство могли наказать еще несколькими днями. При этом само дежурство можно было продавать, кроме первого, один раз ты должен это сделать сам. Стоимость дежурства - две пачки сигарет, причем недорогих, ну, и на свое усмотрение можно было еще что-то дать из продуктов. В дни генеральной уборки всегда составляли списки: кто что будет мыть, в основном эти списки были из новеньких. Продавать такое дежурство было нельзя.

В камере также были люди, которые помогали старшей следить за порядком. Так, Света была ответственной за чистоту, она составляла графики дежурств, определяла списки и имела право сделать замечание, она почти ежедневно осматривала состояние тумбочек, и в каком порядке находятся твои вещи. Также был человек, который отвечал за прием пищи. Ее звали все Людовик. Людовик вставала раньше всех, готовила посуду, резала хлеб, принимала завтрак, обед и ужин. Она точно знала, сколько порций брать, сколько хлеба и т.д. Были еще две девушки, которые помогали старшей регулировать различные вопросы, например, конфликтные ситуации, т.е. это были советники.

Почти все, кто находился в камере, были поделены на «семьи». «Семья»- это некоторый экономический союз, то есть, женщины начинали вместе вести хозяйство: общая еда, регулярное общение. В основном такие союзы создавались на почве взаимных интересов, а объединение было как следствие. Были и такие, кто не состоял в «семье», просто был один.

«Семья» старшей состояла из трех человек: сама «старшая», Мадлена Павловна, Диана, которая выполняла функции одного из советников, и Маша - она сидела давно и ей было просто удобно.

ИЕРАРХИЯ

Конечно, в каждой камере свои определенные правила, но основа одна. Так, в этой камере, когда ела старшая и ее «семья», на кухню заходить было нельзя, а уж тем более там сидеть. Кому-то это не нравилось, кто-то не обращал внимание. Но нарушить это никто не решался.

В камере очень большую роль играло твое положение. Например, москвич ты или нет, получаешь передачи или нет, пишут тебе письма, и как часто ты их получаешь, как ты одеваешься, что ешь (свою пищу или «баланду»), можешь ли ты себе позволить продавать дежурство. Все это формировало к тебе отношение общей массы. То есть, если ты москвич и твои родственники регулярно шлют тебе посылки, делают передачи и пишут письма, значит, ты автоматически повышаешь свой статус, ну, а чтобы окончательно утвердиться, здесь уже все зависит лично от тебя.

Меня поразило, что Мадлена Павловна категорически запрещала ругаться матом, употреблять различный сленг и постоянно требовала тишины. Хамить ей никто не хамил, а если кто и был чем-то недоволен, то выражал это тихо и в кругу своих «семейниц». Конечно, запрещай - не запрещай, а все рано ругались, ссорились, но это были редкие вспышки, я объясняла это либо отсутствием воспитания, либо просто «сдали нервы».

ПРИВЫКАНИЕ

Для того, чтобы усвоить весь быт камеры, у меня ушло около недели.
Те две женщины, на которых я в самом начале обратила внимание, оказались просто «семейницами». Открытого лесбиянства здесь не было, но между некоторыми возникало некое нежное чувство друг к другу, однако назвать это лесбиянством нельзя. В основном такая нежность возникала либо у тех, кто давно находился в заключении, либо у тех, кто уже имел некий опыт таких отношений до тюрьмы. Но подобное проявление чувств нехарактерно для тюремного сообщества. В любом случае, такие отношения, на мой взгляд, - дело сугубо личное.

Меня определили в первый ряд, на второй ярус, правда, поближе к «поляне». Как правило, всех новеньких кладут около «тормозов» (так называется дверь). Исключение для меня объяснялось тем, что остальные кровати были заняты. Но даже при наличии свободного места только старшая решала, можно ли тебе перелечь на другое место или нет.

Первый день был тяжелым, сама обстановка давила, да и осознание своего собственного положения все острее ощущалось. Вечер наступил быстро, познакомиться я ни с кем не успела, кое-что спросила у Светы, потом вечерняя проверка и сон. Проверки проходили два раза в день: после восьми утром, и вечером тоже после восьми.

Самое тяжелое, к чему надо было привыкнуть, это к железным кроватям. Матрацы, выдаваемые в личное пользование, были очень тонкими, железные решетки впивались в бока, уснуть было тяжело. Кроме того, я никак не могла вытянуться в полный рост, т.к. кровати были короткими для меня. И холодно, сначала всем холодно. Такой озноб бьет, что ты скручиваешься, но от этого только сводит тело, а теплее не становится. Но все это было ерундой по сравнению с тем, что происходило в голове. Ты пытаешься себя успокоить, что жива, здорова, руки-ноги целы, но все равно невыносимо, каждая частица твоего тела готова просочиться через стены, решетки и все преграды, только бы опять оказаться дома. В первые дни тебя постоянно преследует тревога за близких. Ты понимаешь, что с тобой все нормально, но как им донести это? Ты пытаешься силой мысли сказать только одно: «Не волнуйтесь, со мной все хорошо! Я вас люблю!». Но остро ощущаешь, что никто ничего не услышит, и остается только ждать, что будет дальше.

Я спала плохо, точнее, вообще не спала. Дело в том, что рядом с изолятором железнодорожная станция. И вот ты лежишь и слышишь этот ужасный скрип поездов, откуда-то доносящийся лай собак, и с каждым вздохом все больше и больше погружаешься в мир, который был тебе неизвестен. Это как обратная сторона: чем дальше ты ступаешь по этой другой стороне, тем увереннее ты становишься, но тем сложнее тебе ступать, потому что каждый шаг тебя удаляет от прежней жизни, все дальше и дальше, и понимаешь, что теперь между тобой и теми, кого ты любишь, лежит непреодолимая пропасть, и моста через эту пропасть нет, и будет ли он, ты тоже не знаешь. Что ждет тебя впереди, долгим ли будет путь - все эти вопросы ты задаешь сама себе, но ответа нет. Но ты говоришь себе, что нужно всё выдержать, я должна жить, найти силы и не сломаться. И именно в такие минуты понимаешь, что все изменилось, и что ты тоже станешь другой. Потому что всю свою жизнь теперь можно разделить на «до» и «после». ​

2 Декабрь 2016

Что же такое женская зона, работа в которой среди профессионалов считается значительно более трудной, чем в мужской?
Противостояние
Человеку, не знакомому с нравами и обычаями женской зоны, трудно представить, что такое "коллектив", состоящий примерно из тысячи разновозрастных женщин-преступниц, среди которых есть "хозяйственницы", детоубийцы, воровки и прочие.
День за днем они годами варятся в своем наглухо закрытом котле.Там незримо для неопытного глаза постепенно нагнетается давление, и беда, если оно достигнет критической точки.
Напрочь рвущие нервы истерики и щедро сдобренные заковыристым матом и личными оскорблениями скандалы с выдиранием волос на коммунальной кухне, где собачатся два десятка разъяренных соседок, - это ничто по сравнению с тем, что вытворяют доведенные до края бабы, сидящие за колючей проволокой.
Бунт в женской колонии куда хуже бунта в мужской зоне. Надо учитывать обусловленную нервным истощением истеричность, непростые женские физиологические особенности, питание на пятерку в сутки - так положено по нормативам "щедрого" государства, - практически полное отсутствие лекарств и мало-мальски нормальных бытовых условий. Все неизбежно приводит к последней черте. Поэтому опытная администрация зоны, также состоящая преимущественно из женщин, только в погонах, постоянно "давит".
Первым испытанным средством давления является внутренний распорядок дня. В шесть утра при любой погоде и невзирая на то, что происходило вчера, звучит команда "подъем"! На гигиенические процедуры дается не более десяти минут - это для женщин!
Кстати, трудно поверить, но при этом в женской зоне царит необычайная, возведенная в культ чистоплотность, и мыло является не только предметом повышенного спроса, но и третьей по значимости внутренней ходовой валютой зоны после сигарет и чая.Все объясняется очень просто: перестанешь постоянно соблюдать чистоту тела и белья - запросто можешь подхватить такую заразу, которой медики еще даже не сумели придумать название. Впрочем, заглядывают ли вообще ученые-медики в женские зоны, где, как и во всех местах лишения свободы, процветают туберкулез и неизвестные науке заболевания? Обычно они начинаются с симптомов чесотки, быстро переходящей в жуткую экзему.
А после начинается самое страшное - человек на ходу, прямо на ногах, заживо гниет до костей! Что это, неистребимая специфическая проказа, доставшаяся в наследство от бериевских лагерей?Ни администрация, ни зэки, ни врачи в зоне этого не знают, но все ее очень боятся, и, наверное, наше счастье, что она, как туберкулез, еще не выбралась на волю из-за колючки. Никто не желает заболеть, и тех, кто не соблюдает строгую гигиену, силой заставят это делать другие заключенные: нечистоплотных не терпят и готовы физически уничтожить как смертельную угрозу!
В шесть часов десять минут происходит построение отрядов, и они отправляются в столовую. Питание, которое получают заключенные-женщины, на воле даже нищенствующим гражданам может присниться только в кошмаре: в рационе неизменные каши из сечки или гороха и похожий на ком сырой темной глины хлеб, тяжело ложащийся на желудок, вызывающий постоянные боли в животе. Интересно, кто его печет?
Рабочий день начинается в семь и проходит в так называемой "промзоне", где в женских колониях обычно обустроено швейное производство. Шьют преимущественно спецодежду, солдатское исподнее белье, телогрейки и рабочие рукавицы. Установленная распорядком продолжительность рабочего дня десять часов. Но если администрация получает срочный и выгодный заказ, в зоне немедленно объявляется аврал, и женщин гонят на работу уже в четыре утра, а рабочий день длится не менее двенадцати часовПри этом каждая швея обязана выполнять план не менее чем на 101% - в противном случае ее ждет наказание.
Труд поистине рабский, поскольку женщины получают за него от двух рублей до тридцатки в месяц. Некоторые "счастливицы" вытягивают до сотни. Остальные заработанные деньги немедленно "выдирают" на содержание контингента заключенных в колонии. В то же время авралы довольно часты и продолжаются по две-три недели кряду.
Потом делают небольшой перерыв, чуть дают отдышаться, и начинается новый аврал. На работу, построение, в столовую заключенные обязаны являться в юбке и белой косынке - униформе женской зоны.
Время от времени в одну из женских зон стягивают несколько сотен контролеров из других лагерей и устраивают грандиозный "шмон" - всеобщий повальный обыск во всех отрядах одновременно - для обнаружения и изъятия недозволенных внутренним распорядком вещей.Женщины-заключенные зачастую куда изобретательнее мужчин в обустройстве всевозможных тайничков и "изобретательстве" запрещенных вещей. Поэтому контролеры буквально переворачивают все вверх дном, заглядывают в каждую щель, вспарывают матрасы и подушки, изымая все подряд. Естественно, после подобных мероприятий напряженность в зоне только увеличивается.
Освобождение от работы женщина-зэк может получить только когда губы уже начинают спекаться в темный ком от жара и волосы липнут от пота - короче, при температуре не ниже тридцати девяти. Других причин лагерная медицина не признает. Это тоже поднимает давление, которое часто прорывается в почти звериных разборках между женщинами-заключенными.
Да, за колючкой между женщинами случаются страшные драки, но хуже всего, если кто-то из них разбивает окно - тогда в руки к отчаявшейся, со стоячей темной водой в глазах бабе-преступнице попадает острый осколок стекла и она режет им уже не думая о последствиях. "Расписать" стеклышком могут почище, чем отточенным "финарем" или опасной бритвой: чаще всего норовят попасть по лицу, чтобы изуродовать навек, или целят в живот - махом выпустить кишки.Дрожь берет, когда подумаешь об остром, грязном стекле в животе женщины.
Но нередко вместо того чтобы пырнуть ненавистную противницу, многие заключенные наносят удары... себе, располосовывая руку и вскрывая вены. Мне не раз доводилось видеть женщину с ужасающей лестницей розовато-белых уродливых шрамов на внутренней стороне левого предплечья.Режут вены не только в драке, но и от крайнего отчаяния и полной безысходности. В принципе тюрьма или зона - не место для жизни любого человека, и только люди с уродливо искаженной психикой могут считать места лишения свободы родным домом.
Конечно, пострадавшим оказывается необходимая медицинская помощь, но потом их ждет суровое наказание, а тех, кто в драке уцелел, наказывают немедленно - администрация постоянно противостоит массе зэков и старается держать их в жесткой узде.Первой суровой мерой является ШИЗО, который есть в любой зоне. ШИЗО - это штрафной изолятор, представляющий собой голую клетушку из камня, часто с цементной "шубой" на стенах, чтобы помещенный в этот холодный склеп для живых не бился о стены ни головой ни руками: боль отрезвляет!
Это проверено долголетней практикой тюремных систем всего мира. Поэтому кроме прочих прелестей контролеры штрафного изолятора за малейшую провинность охотно и часто применяют резиновые дубинки.
Постели или нар в ШИЗО не полагается, и провинившимся приходится спать прямо на голом цементном полу. Часто его специально заливают водой, чтобы сделать "клиентку" более покладистой и тихой. Одна отрада: в штрафной изолятор могут направить на срок не более пятнадцати суток.
Куда более серьезной мерой воздействия является ПКТ - помещение камерного типа, своеобразная тюрьма внутри зоны. Туда непокорную и постоянно нарушающую режим заключенную администрация может отправить на срок от одного месяца до полугода. Но там и нескольких дней мало не покажется.
В ШИЗО и ПКТ можно загреметь не только в результате разборок или каких-то иных серьезных проступков. В принципе все полностью на усмотрении администрации: любое, даже малейшее нарушение внутреннего распорядка может послужить причиной для наказания и направления в ШИЗО или ПКТ. Так и стоят годами и десятилетиями друг против друга находящиеся в одной зоне за колючкой осужденные женщины и женщины вольные, которые их охраняют и пытаются по долгу службы перевоспитать. Мужчины в женских зонах - великая редкость. И не зря говорят: жизнь зоны - противостояние фактически одних заключенных - другим!

Скорость стука
Сохранить что-либо в секрете в женской зоне практически невозможно. Бывалые оперативные работники из ИТК часто отмечали - в "бабьем царстве", как нигде, удивительно развито добровольное стукачество! Осужденные-женщины за милую душу закладывают друг друга почем зря, причем не только "куму" - оперативнику, контролерам, воспитателям и конвоирам, но даже друг другу.
- Зачем, - удивился я, - какой им в том прок?

Натура такая, - горько усмехнулся старый оперативник, показавший мне "сувенир" из Потьмы.
Возможно, он прав? С этим утверждением трудно спорить тем, кто никогда не был в шкуре обитательницы женской зоны. Но как бы там ни было, почти повальное стукачество - явление для криминального мира, прямо скажем, уникальное, ведущее к забвению всех основных воровских традиций. Хотя стукачество существует во всех без исключения местах лишения свободы, не говоря уже о воле.
Скорее всего, наивно полагая, что этим они смогут хоть как-то скостить себе срок - зона далеко не курорт, и женщины считают дни до заветного окончания мучений - или желая жестоко отомстить ненавистной товарке, заключенные избирают тот путь, который многим из них наиболее близок и понятен. Постоянный треп, работа языком, сплетня, "перемывание" костей, от которых до доноса и стукачества всего лишь один очень короткий шаг.
Иногда доходит до смешного, когда представители администрации вынуждены чуть ли не официально обращаться к заключенным с просьбами несколько умерить свой пыл доносительства и на время засунуть языки в одно известное место!
Однако спустя неделю-другую все начинается сначала. Поэтому в женской зоне крайне трудно что-либо утаить - непременно донесут, хотя бы из какого-то патологического удовольствия нагадить ближнему или из любви к искусству опасного, щекочущего нервы трепа. Конечно, это один из способов рискованно развлечься, но...
Как ни странно, женщины совершенно не понимают того, что постоянными доносами ужесточают противостояние, от которого в первую очередь страдают сами. Они вызывают к себе брезгливое отношение и презрение администрации, накликают на собственную голову частые повальные "шмоны" и прочие кары. Однако ничего не могут с собой поделать!
Возникает замкнутый круг, но вырваться из него, видимо, не суждено ни одной, ни другой стороне. Разве только одни, отмотав срок, выйдут за ворота, а другие, отслужив свой срок, получат пенсию. Как это ни ужасно, по большому счету они друг без друга ничто!..
Розовая любовь
"Сувенир" из Потьмы, о котором говорилось в начале статьи, появился на свет далеко не просто так, из озорства - многие женщины невыразимо страдают от отсутствия нормального полового партнера. Это толкает их на различные половые извращения или поиски "суррогата", в том числе на изготовление специфических "сувениров", успешно заменяющих в зонах современные вибраторы. Бериевские и прочие времена давно миновали, страна стоит на пороге третьего тысячелетия, но о вибраторах в зоне нельзя даже мечтать.
Некоторые заключенные находят в себе силы стиснуть зубы, выдержать несколько лет почти монашеской жизни и не скатиться к лесбиянству или другим извращениям, которые еще часто называют женским гомосексуализмом. В то же время, по рассказам старого оперативника - "кума", - после длительного воздержания некоторые заключенные женщины начинали испытывать бурный оргазм только при виде молодого мужчины или даже просто прикоснувшись к его руке.
Многие эксперты-сексопатологи, изучавшие "половой вопрос" в местах лишения свободы, считают: любые извращения тянутся во "взрослые" зоны из колоний "малолеток", где нередко уже заранее создаются пары по принципу "муж-жена". Причем это в полной мере относится как к мужским зонам, так и к женским. Если в мужской зоне это явление большинство людей признает отвратительным, то в женской оно принимает куда более уродливые формы, просто несоизмеримые с тривиальным гомосексуализмом.
По данным тех же экспертов, "розовой" любовью охвачено не менее половины обитателей современных женских колоний. Вполне закономерно: чем длиннее срок, отмерянный женщине судом, тем более вероятно ее вступление на "розовую" тропу любви, сойти с которой потом крайне трудно, а то уже и просто невозможно.
На лагерном жаргоне женщин, выполняющих роль мужчины при извращенных половых контактах, называют "коблами" или "коблухами". Несмотря на активную и постоянную борьбу администрации с "розовой" любовью, "парочки" находят любые способы для удовлетворения пылкой страсти и даже, случается, вызывающе "спариваются" на виду у всех, включая не только заключенных, но и контролеров, воспитателей и конвойных.
Возможно, на почве сексуальной психической патологии у них в сознании уже просто отключаются определенные центры самосохранения - это практически не изученная область психиатрии и сексопатологии. У нас мало найдется смельчаков заниматься изучением столь деликатных и неординарных сексуальных, психологических и психиатрических вопросов прямо в женской зоне, за "колючкой".
Это действительно опасно, поскольку между "парами" часто разыгрываются далеко не шуточные сцены - ревность, подозрительность, даже дикая злоба и необузданная ненависть к бывшей любовнице, вне зависимости от ее "роли" в "паре". Отмечены случаи, когда "развод" женщин-любовников, случившийся по каким-либо причинам, заканчивался страшной трагедией - членовредительством, преднамеренным уродованием бывшей партнерши и даже убийством. Поэтому контролеры зорко следят, чтобы при случающихся разборках не били окон и не хватали осколки стекла - тривиальный "семейный" скандал способен моментально перерасти в акт кровавой смертельной мести.

Женскую зону вполне можно назвать местом, где невероятным образом искажены многие нормальные, столь привычные нам вещи, понятия и отношения между людьми, приобретающие за колючкой совершенно иную окраску и смысл, превращая лагерь в один из кругов дантова ада. Но люди живут там годами и, как ни странно, некоторые из них все же, несмотря ни на что, умудряются сохранить звание Человека...

Иерархия в женской тюрьме

Иерархическая структура в женских тюрьмах и зонах не такая сложная и жесткая, как в мужских, но она существует. Главной в камере бывает наиболее авторитетная и долго находящаяся в местах лишения свободы женщина. Часто она является «второходкой», то есть, оказалась за решеткой второй раз.

Собственно, на этом вся иерархия и завершается. Остальные подчиняются старшей, которая следит за тем, чтобы в камере соблюдался порядок, не нарушался график уборок и пресекает особенно бурные проявления чувств – будь то скандалы опытных зечек или рыдания новенькой, впервые переступившей порог камеры.

Однако, и в женских тюрьмах с советских времен есть свои отверженные.

К этой категории относятся те, кто на воле занимался оральным или анальным сексом. Если неопытная «первоходка» будет иметь глупость разболтать сокамернице этот факт своей биографии, то ей обеспечено брезгливое отношение и полный бойкот. Ее не пустят за один стол с собой, не поделятся присланными с воли конфетами, и будут всячески избегать.

Не любят зечки и тех, кто ворует у своих. Если застукают за таким занятием, то виновной грозит избиение, а иной раз, и более жестокие издевательства.

Насмехаются, всячески унижают тех женщин, кто имеет неряшливый внешний вид, забывает о чистоплотности. Не случайно в женских зонах мыло – самая ценная валюта, наравне с сигаретами и чаем.

Но по-настоящему отверженными в женских зонах становятся детоубийцы. К ним относятся так же, как в мужских зонах к педофилам и насильникам. Это самая низшая каста, самые презираемые люди. Стоит зечкам узнать, что с ними в камере находится женщина, которая убила или пыталась убить ребенка, ее жизнь превращается в кошмар. Убивают в женских зонах крайне редко, но цепь изощренных издевательств, избиений и унижений способна довести детоубийцу до суицида.

Как поступают с провинившимися

Чаще всего, женские разборки завершаются выяснением отношений на повышенных тонах. Старшая по камере, зачастую, так же ограничивается тем, что накричит на нарушительницу порядка. Однако, случаются и драки, и планомерные избиения виновной. Например, если она была уличена в воровстве.

Иногда зечки устраивают сокамерницам изощренные издевательства: макают головой в унитаз, обмакивают туда зубную щетку и заставляют чистить зубы.

Рассказывали и о случаях изнасилования черенком от швабры или другим подходящим предметом.

«Опускание» в женских тюрьмах тоже имело (а часто имеет и теперь) место. Этому унижению подвергали, как правило, детоубийц. Такую женщину, сговорившись заранее, ловили всей камерой. Прижав в углу, который плохо просматривается из глазка, затыкали рот, и брили налысо. Поскольку та вырывалась, голова у нее оказывалась вся в порезах. Даже если надзиратели замечали возню в камере и пресекали расправу, на голове у женщины все равно оставалась одна или две дорожки. Этого достаточно, чтобы считаться опущенной. После того, как виновную побрили, все обитательницы камеры по очереди справляли на нее малую нужду.

«Опущенную» могли пропустить сквозь строй: зечки становились в две шеренги и заставляли несчастную идти между ними. До конца живого коридора дойти удавалось не всем, большинство падали, не добравшись до середины.

Любовь в женских тюрьмах

В отличие от мужских зон, гомосексуальные связи в женских зонах и тюрьмах, никогда не считались чем-то, что роняет достоинство одной из зечек. Жаждущие близости и секса одинокие женщины создают пары, и окружающие к этому относятся вполне нейтрально. Лесбийские пары в местах лишения свободы бывают двух видов. Одна категория называется «половинки». В такой паре обе дамочки выглядят и ведут себя вполне по-женски. Зачастую это «первоходки», которым просто стало одиноко и захотелось тепла и близости. Вторая категория отношений возникает между «коблом» и «коблихой». «Коблом» называют зечку, как правило, «второходку», которая практически лишилась женских черт, и голосом, манерами, фигурой похожа мужчину, да так, что иной раз и не отличишь. Такие «коблы», оказавшись в камере, начинают искать себе пару, флиртовать и заигрывать. Завоевав «коблиху», они ведут себя тоже вполне по-мужски: защищают свою подружку, ревнуют ее, стараются баловать, а иногда и демонстрируют настоящий деспотизм. Лесбийские пары бывают очень прочными. Иногда такие отношения длятся весь период заключения, а случается, сохраняются и после освобождения.

Бывают и отношения с мужчинами. Чаще, конечно же, они носят платонический характер. Например, если в обслуге или среди надзирателей женской колонии вдруг объявляется мужчина, он становится объектом влюбленности сразу нескольких зечек. Иногда зечки ухитряются крутить романы с заключенными мужчинами. Например, если тюрьмы расположены так, что видны окна или часть двора, по которым водят заключенных. Случайные встречи на пересылках, по дороге в зал суда и т.п. очень подогревают романтические чувства. В большинстве тюрем развита система передачи «маляв», то есть, писем. В этих «малявах» тюремные Ромео и Джульетты и изливают свою любовь.

И совсем экзотические способы «любви на расстоянии» бытовали в женских тюрьмах в советское время. Если окна камер мужской и женской тюрьмы бывали расположены друг напротив друга, то женщины устраивали такой трюк: переворачивали одну из своих подруг вниз головой и раздвигали ей ноги, а затем поднимали ее так, чтобы было видно мужчинам. Вскоре после этого по «дорогам» - веревочкам для передачи «маляв» начинали двигаться … презервативы со спермой. Женщины считали, что таким образом можно забеременеть. Даже ходит множество историй о тех, кому это удавалось. Пускаются на подобные эксперименты по очень простой причине: беременным находиться в местах лишения свободы намного комфортнее. У них лучше питание, их не заставляют работать, да и камера у них самая удобная и светлая, чаще бывают прогулки. Родив, женщина тоже имеет ряд послаблений.

Быт и внутренние правила поведения в женских исправительных учреждениях системы УФСИН имеют отличия от особенностей пребывания в колониях для осужденных-мужчин – они менее жесткие, и в женских колониях гораздо меньше проявлений насилия между заключенными.

Однако существуют «трансгендерный», общий поведенческий кодекс жизни в неволе, аксиом которого лучше придерживаться всем попавшим в места не столь отдаленные, вне зависимости от половой принадлежности.

Будь собой, но себе на уме

Опытные женщины, «заезжавшие» на зону неоднократно, знают: лучше вести себя там нормально, естественно, так же, как на воле – не «быковать» и по возможности не провоцировать конфликты. Человечность, умение общаться и выстраивать ровные взаимоотношения ценится везде, в том числе, и в колонии. В конце концов, не конфликтуя, женщинам на зоне гораздо проще решить многие проблемы и добиться желаемого.

Тем не менее, все же лучше спросить, можно ли присесть на «шконку» к незнакомой собеседнице, не говоря уже о том, что без спросу брать чужие вещи тоже нельзя. Тем более – красть: «крыс» презирают и делают изгоями везде.

Не нужно замыкаться в себе и уходить во «внутреннюю эмиграцию», отгораживаясь от коллектива – во-первых, это бессмысленно в условиях заключения, когда люди вокруг 24 часа в сутки, во-вторых, чревато для психики, особенно женской, более восприимчивой к внешним раздражителям, чем мужская – можно легко сломаться и опуститься. Необходимо свыкнуться с мыслью, что срок неминуемо закончится и выход на свободу гарантирован – надежда на освобождение поможет пережить срок заключения.

Не болтай!

Нельзя и впадать в крайности – распахивать душу перед всеми, откровенничая направо и налево. Лучше чаще помалкивать и не распространяться о прошлом, даже той, кого считаешь преданнейшей подругой – масса случаев, когда продают и предают именно близкие. Надо поменьше говорить и больше слушать.

Особенно не стоит делиться секретами прошлой половой жизни – допустим, если новые знакомые узнают о вашем опыте орального секса, вас, по меньшей мере, будут сторониться и не допускать к общему столу. Схожее, только более жесткое отношение в мужских зонах к тем, кто признался в практике куннилингуса с женщиной.

Наркоманкам, особенно героиновым, доверять не следует вовсе – продадут при первой же возможности – либо администрации, либо старшей по отряду: у этих зэчек, как правило, совершенно атрофированы какие-либо нравственные устои, и они за пачку чая или сигарет готовы заложить родную мать.

Не нужно стремиться к сотрудничеству с администрацией колонии – подобное рвение не поощряется ни на женской, ни на мужской зонах. Хотя в действительности стукачей в женских колониях даже больше, чем в мужских – наверное, этот феномен объясняется тем, что женщины в принципе словоохотливее представителей сильного пола. Всегда есть возможность уйти от вербовки оперов и просто делать свою работу – на промзоне или в другом месте, куда тебя определили. Нельзя юлить и хитрить, метаясь между администрацией и соратницами по несчастью – это продлиться недолго, и неминуемо плохо кончится – для той, кто это затеяла.

Открытое письмо Надежды Толоконниковой всколыхнуло российские СМИ. В принципе ни для кого не было секретом, что тюрьма у нас не курорт и в трехкомнатной камере со спортзалом и интернетом, как норвежского террориста Андерса Брейвика, никого не содержат. Но чтоб настолько! На самом деле все, о чем написала Толоконникова, ученым известно давно: и о произволе администрации, и о колоссальных переработках, и о непростых отношениях между заключенными. В прошлом году под редакцией Елены Омельченко вышла книга «До и после тюрьмы», материалы которой авторы предоставили в распоряжение «РР». Наш корреспондент побеседовал с одной из заключенных, шесть лет отсидевшей за убийство, и ее история подтвердила выводы социологов: многие ужасы тюремной жизни в нашей стране продиктованы теми задачами, которые стоят перед исправительной системой. Каковы эти задачи, нам и предстоит понять

Что тяжелее всего

« Самым тяжелым в тюрьме была масса женщин . То , что ты находишься в четырех стенах и ничем не можешь заняться - у тебя руки связаны . Ты не можешь реализовать свои планы . Все потупляется , все погашается , разум и рассудок теряются »

Реальность такова, что жизненное пространство заключенных в РФ всегда ограничено. Так, например, по словам одной из заключенных, практически все про-странство колонии - это запретная зона, есть лишь скамейка прямо у двери барака и небольшая площадка для курения.

Недостаток частного пространства в наших исправительных колониях усугубляется сверхпубличной природой самого публичного пространства. На площадке для построения, на производстве, в спальне заключенные всегда в толпе; у них нет даже относительной привилегии - иметь за спиной закрытую дверь тюремной камеры и хотя бы ненадолго остаться под наблюдением только службы тюремной охраны.

Двадцать наших молодых респонденток назвали довольно странный набор мест на территории колонии, где они могут побыть в одиночестве: самое популярное из них в зимнее время - сушилка для одежды и ботинок, затем комната психолога, лавка в прогулочной зоне, место «за церковью» и библиотека.

Некоторые адаптируются к отсутствию частного пространства, для других это может стать самым сложным испытанием в заключении. Интересно, насколько по-разному реагировали на вопросы о проживании в многонаселенных бараках девушки и взрослые женщины. В одной из подростковых колоний мы просили девушек оценить, где, в каких местах в колонии им удобней. Практически все двадцать 14–18-летних наших собеседниц указали в качестве таковых именно спальни (барак), оценивая их в 4 или 5 баллов, а кухне, производственной зоне, административному блоку и классным комнатам они дали более низкие оценки. И наоборот, женщины во взрослых колониях больше сетовали на недостаток личного пространства именно в общих спальнях. Они также жаловались на постоянную активность, шум и нарушение частной территории и в других местах, что провоцирует стрессы, рост беспорядков, насилия и членовредительств.

Любые попытки «приватизировать» хотя бы часть публичного пространства пресекаются администрацией колонии. Например, женщинам не разрешается украшать свое спальное место и тумбочку фотографиями или какими-то картинками. Даже зачастую необходимая сушка нижнего белья в дневное время на спинке кровати может повлечь за собой наказание не только самой нарушительницы, но и всего отряда. Никаких личных вещей не может быть и в душевых и туалетах, при этом двери в душевых просто отсутствуют.

« В каких - то колониях есть организованная самодеятельность , но в моей этим занимались сами осужденные . Если мы решим развеселить наши выходные , мы придумаем какой - то концерт . Конкретно администрация этим не занималась . У нас не было условий проводить такие мероприятия : ни аппаратуры , ни зала . Я сама была хореографом . Места для репетиций не было , нас пустили в СУС - помещение со строгими условиями содержания , пока оно не начало заполняться нарушительницами . Аппаратуры тоже не было , поэтому все затупилось . Бумбокс мы просили у милиции . Если они посчитают нужным нам его выдать - хорошо , если нет , то нет . Там каждый суслик - агроном ».

Заключенным разрешается иметь один выходной в неделю и две недели в год отпуска. В течение дня все обязаны соблюдать общий режим подъема, приема пищи и отбоя, а «свободное» время проводить в общих местах коллективного отдыха или спорта, участвуя в какой-то общей деятельности. Находиться в спальнях в промежуток между утренним и вечерним построением нельзя. И если характерной чертой тюрем в Великобритании является недостаток занятости, то российская система исправительных учреждений, наоборот, старается, чтобы заключенный всегда был чем-то занят. «Свободное» время четко лимитировано и очень часто структурировано.

Как сбежать от всех

« Конечно , постоянное присутствие людей напрягает . К психологу в кабинет сходить - тоже проблема . Не всегда к нему удается попасть . Да осужденные больше психологи , чем са ма психолог ! Нынешняя еще ничего , а до нее были такие , которые всем видом показывали : мы лучше , у нас самые лучшие наряды , самые лучшие брошки - сережки , а вы тут никто . И не только показывали , но и обсуждали это на своем языке . Колония кабардино - балкарская , содер жатся там и русские , и кабардинки , и балкарки , и чеченки , но в администрации работают кабардинцы . Обязательно должен присутствовать русский язык , правильно ? Они же не имеют права обсуждать что - либо на своем языке . А вдруг она что - то про меня говорит или замышляет ? Но когда мы требовали говорить по - русски , нам отвечали : “ Куда вы суетесь ?”»

Чтобы выжить в колонии, женщинам-заключенным необходимо собственное приватное пространство. В поисках хоть какого-то уединения после работы или в выходные дни они могут ненадолго использовать для этого и не очень надежные и опасные укрытия или ищут укромные места на территории.

Это могут быть сушилка, библиотека, комната психолога, церковь, лазарет: те заключенные, которые уж совсем отчаялись, могут попытаться убедить психолога дать им возможность полежать некоторое время в лазарете или просто посидеть у него в кабинете пару часов - там обычно есть звуковое оборудование, имитирующее плеск морской волны или голоса птиц, могут звучать и гитарные переборы, а иногда это все сопровождается визуальными образами. В ИК-14 в Мордовии (той самой, в которой отбывают наказание Надежда Толоконникова и Евгения Хасис, а раньше содержалась юрист ЮКОСа Светлана Бахмина) психологическая комната в реабилитационном центре украшена фреской, изображающей в реальном масштабе дорогу, пересекающую реку и ведущую к храму.

« Осужденная прибывает в колонию - ей выдают брюки , пиджак и рубашку . Их положено менять каждый год , что не делается . В одной и той же форме можно проходить и три года . И всегда обязательно платок . В цеху его можно снять - круглосуточно в нем находиться нереально . И еще тяжело зимой : форменная рубашка - деревянная . То есть ты на голое тело надеваешь рубашку , которая колом стоит , а под нее ничего надеть нельзя . Если под рубашкой теплая кофта , на работу не пускают : переодевайся . А холода быва ют разные , на голое тело эту рубашку - нереально холодно . По праздникам можно пользоваться косметикой . Иногда . Наверное , чтобы особо не выделялись среди их женщин . Тушь , неяркую помаду можно , а вот ” боевой раскрас “ нет . Женщинам , которые привыкли так ходить на воле , приходится отвыкать ».

Тюремная одежда - это обычно серая или синяя саржевая юбка или штаны (в зависимости от колонии), блузка, телогрейка для улицы и платок, который женщины должны носить все время, пока не вернутся ночевать в бараки или камеры. Именно эти платки особенно раздражают женщин. Объяснение, которое мы получили от персонала на вопрос, почему платки так необходимы, заключалось в том, что у заключенных может появиться неверное представление, что они и их надзирательницы равны.

« Были осужденные , которых задевало то , что администрация одевается заметно лучше их . Но я считаю : сотрудники есть сотрудники , они должны одеваться по форме . Нас же они заставляют надевать форму ! Так и они должны носить форменную обувь , форменную одежду , но этого не делалось , они могли прийти в гражданском . Что же они от нас требуют ?»

Из интервью начальника воспитательного отдела одной из женских колоний: «Вот, как педагоги, мы изучали, что педагог должен быть одет как-то приятно, чтобы на него ученики смотрели, не отвлекались и так далее. Если ты не так выглядишь, то не пройдет у тебя хорошо урок. Так и тут».

« Ты приходишь с работы , хочешь помыться , но нужно ждать , когда включат горячую воду . Бывает , в котельную вообще забывают позвонить . Бывает , девочки уходят работать в но чь , приходят в пыли , в грязи , а горячей воды нет . Остается мыться холодной , все болеют , медикаментов нет . На все болезни выдают анальгин . Неважно , чем ты заболела , у тебя одно средство - анальгин . Есть баня , но она раз в неделю . Душа нет , на 200 человек два кранчика . У каждой осужденной есть свои тазики . Из них моешься , поливаешься ковшиком или какой - нибудь баночкой . И это в помещении без дверей и без света . Зимой - как хотите , так и мойтесь . Туалет на улице на 8–10 мест . Ну как туалет … Пробитые дыры в по лу , изо всех щелей дует . Там невыносимо ».

Смысл всех этих гигиенических ограничений в том, чтобы сделать привычные действия рискованными, опасными для здоровья, вынудить человека принять новые правила повседневного поведения. Все они максимально регламентированы. Наши респондентки рассказывали, что, например, на утренние гигиенические процедуры отводилось от 10 до 25 минут для всех заключенных барака, независимо от количества мест в туалетах.

Через дисциплину проявляется власть нормы: подогнать всех под один шаблон, принудить к субординации, послушанию, к неукоснительному исполнению всех пунктов правил распорядка. В результате человек лишается права уединиться даже для самого интимного туалета, а его тело выставляется на всеобщее обозрение.

Жизнь в бараке заставляет всегда быть на виду. Лишенный частной жизни, человек теряет возможность контролировать свои действия, отвыкает действовать самостоятельно, привыкает к тотальному надзору на внешнем и внутригрупповом уровне и подчинению. Лишение возможности поддерживать чистоту - тоже механизм ужесточения контроля, причем не только со стороны администрации, но и заключенных над заключенными, контроля друг за другом. Происходит усвоение внутригрупповых гигиенических правил и норм: низшее положение в групповой иерархии занимают «грязнули», то есть те, кто не поддерживает чистоту белья и тела. При этом c соблюдением элементарных гигиенических норм вечно возникают сложности.

Вода и туалет - о проблемах с ними, практически слово в слово повторяя друг друга, говорили все женщины. «Туалетный коллективизм» - пожалуй, одно из самых удивительных открытий советской пенитенциарной системы, надежно оберегаемый дополнительный инструмент унижения человеческого достоинства и способ полного и окончательного уничтожения приватного пространства.

Чем грозят проблемы с администрацией

«C о стороны администрации , конечно , все бывает : и конфликты , и рукоприкладство . Нам могли неделями не давать горячей воды для мытья , а женщине без этого никак . Приходилось разговаривать с администрацией - это не помо гало . Мы писали объяснительные , разъясняли свои права на бумаге . Никаких мер не предпринималось . Когда мы шли к милиции , они нам закрывали рот : “ Нам тоже есть что вам сказать , мы вам много поблажек даем ”, - хотя никаких поблажек не было . Предупреждали : еще раз рот откроете тут или при какой - нибудь комиссии - мы вас порвем . Могли ударить : это Кабардино - Балкария , все женщины - сотруд ницы темпераментные , мужчины тем более . В основном ру ку поднимали мужчины . Горячий кавказский темперамент проявлялся : женщина не может сказать ни слова , ты должна потуплять взгляд и слушать . Наши русские женщины боролись с этим - не каждая такое перенесет ».

Еще один аспект ущемления человеческого достоинства - это моральные и физические унижения, которым подвергаются женщины со стороны охраны. Администрация колонии вообще не рассматривает унижение как проблему. А то, что любым внешним наблюдателям кажется унижением, расценивается как неотъемлемая часть наказания или воспитательного процесса.

Сама идея тюремного наказания предполагает лишение одного главного права - права на свободу перемещения. На деле же получается, что вся эта система не только ограничивает свободу, но и делает все, чтобы показать заключенным, что они «не люди»: через особую организацию пространства, распорядка дня, введение множества дополнительных правил, которые не прописаны в официальных документах, но поддерживаются как формально, так и неформально. В том числе и через усложнение быта, поддержания гигиены, процедуры личного обыска и т. п.

Создание искусственных сложностей, ограничений и отказ от всего, что составляет естественные потребности - душа, стирки, обеспечения гигиеническими принадлежностями, в том числе прокладками, - вызывает полную депривацию. В разных колониях ситуация, конечно, складывается по-разному, и в последнее время ее пытаются изменить, но принцип депривации и демонстрация заключенным их «недочеловечности» остаются.

« Вот раньше , при коммуняках , я знала : если я делаю то - то , это стоит 10 суток ШИЗО , я делаю это - это мне обойдется в 15 суток ШИЗО , все было строго регламентировано . То есть если ты что - то нарушал , ты знал , что ты за это будешь отвечать , готовься . А сидели жестко . Карцер ! Ну , не карцер , а ШИЗО , это в тюрьме карцер , а в зоне ШИЗО называется . Но суть одна и та же . А сейчас вообще поразительная вещь происходит . У них же есть тест на наркотики . Вообще , по УИКу это злостное нарушение - употребление наркотиков . Вот , например , тест показывает , что да , можно ее в ШИЗО посадить . Но это же минус баллы , поэтому пишут рапорт : за нарушение формы одежды . Это тоже нарушение , которое ты через три месяца снимаешь и спокойно идешь по УДО ».

Ключевой легальной санкцией, к которой могут прибегнуть в колонии для наказания «постоянных нарушителей режима», является помещение их в штрафной изолятор (ШИЗО) или в карцер (помещение камерного типа). В изоляторе, что видно из самого названия, заключенные лишаются контактов с внешним миром. Обычно они 23 часа в сутки сидят взаперти, и один час отводится прогулке на площадке.

Когда заключенный поступает в ШИЗО, он должен сдать все, что на нем и с ним, в том числе и одежду, и теоретически получает такую же, но, по словам заключенных, она все же тоньше обычной робы. Женщины-заключенные говорят, что ШИЗО - самое проклятое место и там постоянно испытываешь страх. По нынешним законам заключенный может быть отправлен в изолятор максимум на 15 дней и не больше чем на два месяца в течение года.

Помещения камерного типа же существуют для заключенных, которых администрация тюрьмы хочет отделить от отряда на более длительный период. Они чем-то похожи на камеры, рассчитанные на несколько человек. Как правило, заключенные в них содержатся от трех до шести месяцев с возможностью полуторачасовой прогулки в день. Обычно женщины, которых приговорили к ПКТ, автоматически подпадают под правила, введенные в колониях строгого режима: им разрешено ограниченное количество посещений и не более трех посылок за год.

Особо упорные нарушители внутренних правил колонии не всегда возвращаются в свои отряды. Когда заканчивается срок их пребывания в ШИЗО, их могут перевести в специальный отряд с очень жесткими условиями содержания. В соответствии с официальной переписью заключенных ФСИН за 2009 год, доля женщин, к которым были применены подобные санкции, сократилась с 45,5% всех заключенных женщин в 1989 году до 21,0% (доля мужчин этой категории в 2009 году составляла 33,7%).

Как сохранить в себе человеческое

« Администрация прикармливала заключенных , чтобы они на нее работали , и нередко . Мужчина из администрации вызывает к себе одну : вот , мол , эта женщина хочет очень много знать , с ней надо поговорить . Взамен заключенной обещают поощрение : деньгами , грамотой . Ну , она идет к своим под ругам и решает с ними вопрос . Начинают над девчонкой из деваться , унижать ее , бить . Это чревато последствиями : могут лишить поощрения . Поэтому все молчат .

Они выводят на плац вне зависимости: дождь, снег, и ты стоишь на плацу, пока администрация не посчитает, что отряд можно завести в жилзону. Виновную никто не шпыняет: она ни в чем не виновата, это администрация натравливает. Все это понимают. Но если человек провинился и осознает, он просто просит прощения у всего отряда».

Отряд - это группа заключенных, собранных в одном месте. В женских колониях в отряды объединяют заключенных, осужденных за разные преступления, от тяжких до мелких, при этом все делят общее пространство барака, и к ним применяется единый подход в том, что касается образования, реабилитации, развлечений и разделения на рабочие бригады. По данным Министерства юстиции, в одном отряде может быть от 50 до 100 женщин (максимум 120 - для юношеской колонии), но обычно в отряде набирается от 100 до 150 женщин, а иногда и больше.

Женщина остается членом одного отряда на весь срок своего заключения, за исключением тех случаев, когда это представляет угрозу ее или чьей-либо еще безопасности, - тогда ее могут перевести в другой отряд или даже в другую колонию. Даже из карцера, больницы или комнаты матери и ребенка заключенная возвращается в свой отряд.

В сегодняшних колониях один из главных «авторитетов» - старшая дневальная, или завхоз. Казалось бы, невелика птица, но на деле это - «основная староста», что точнее передает смысл ее обязанностей и власти. Персонал и заключенные, у которых мы брали интервью, называли завхоза правой рукой начальника отряда и важнейшим звеном в переговорах между заключенными и руководством.

Ее роль состоит в «поддержании мира и гармонии» в отряде, перераспределении работ и обязанностей, инструктаже, как должна быть выполнена работа, распределении нар и передаче распоряжений от администрации. Она также является источником информации о других заключенных, хотя то, как она справляется с этой ролью, во многом зависит от ее собственной включенности в работу. Главная же награда для женщины, занимающей этот пост, - то, что у нее есть своя комната.

Конечно, то, что кажется завхозу вполне нормальным указанием, например перезаправить постель, потому что отряд потеряет очки в соревновании за чистоту, для заключенной, которая только что эту постель заправила, - очередная придирка и насилие. Но персонал, с которым мы разговаривали, настаивал на том, что упущения начальника отряда гарантируют нападки руководства, которые могут сказаться и на других заключенных.

«С некоторыми из заключенных я до сих пор общаюсь. Сре ди осужденных есть прекрасные люди, это не ничтожества, просто люди попали в такую ситуацию. Есть, конечно, те, кто считает тюрьму своим домом: идти им некуда, реализовываться они не хотят. Воля для них - временное место жительства. И потом, женщины есть женщины: конечно, это постоянные сплетни, интриги, без этого никак. Но если ты хочешь провести свой срок порядочно, ты не будешь выражаться, конфликтовать, а будешь вести себя так же, как на воле».

Важная форма манифестации «человеческого» в колонии - это дружба, любовь, секс и взаимная поддержка. Истории о романах, трагедиях, сопереживаниях и предательствах (не только в любви, но и в дружбе) так популярны в колонии не только потому, что это неистощимый источник сюжетов и эмоций, но и потому, что это одна из форм поддержания и подтверждения в себе человеческого, которое так контрастирует с общим фоном. Желание и реализация близости, физической или эмоциональной, - одна из форм протеста и преодоления власти и контроля режима.

« Если требуется , я говорю , что отсидела . А куда деваться ? Начнут проверять - узнают . Не нужно этого бояться . Да , бы ло . Но это с каждым может случиться . Да мне люди и не верят . Я очень хорошо выгляжу , у меня нет зоновского сленга , я обычный человек . Думают , я шучу , смеются надо мной ».

Сам факт осуждения и тем более заключения зачастую, как клеймо, превращает человека в глазах окружающих в «неморального» и «ненормального». Рассказывая свою историю, женщины либо разделяют жизнь на «до», «во время» и «после», демонстрируя как бы два разных своих «я», либо так растворяют «нежелательное» в рассказе о себе, что отделить «нормальное» от «ненормального» становится невозможным. Но не всегда граница между «до» и «после» столь очевидна, в некоторых случаях время, проведенное в колонии, становится лишь одним из эпизодов в череде жизненных перипетий.

Есть женщины в русских поселениях…

• 57,2 тыс. женщин содержатся в учреждениях уголовно-исправительной системы.
• 47,2 тыс. женщин отбывают наказание в исправительных колониях, лечебно-исправительных учреждениях, лечебно-профилактических учреждениях.
• 9,6 тыс. женщин избрана мера пресечения в виде заключения под стражу, то есть они содержатся в СИЗО.
• 13 домов ребенка открыты при женских колониях, в них проживают 796 детей